Алексей Сухачев – одна из самых влиятельных фигур украинского силового блока. И в то же время одна из самых закрытых. С 2021 года он возглавляет Государственное бюро расследований — орган, который должен стать аналогом европейских антикоррупционных и правоохранительных институций. По замыслу именно ДБР должно расследовать преступления топ-чиновников, защищать государственные интересы и действовать как независимый контрольный механизм в системе власти. Но факты последних лет выстроили совсем другой образ — руководителя, при котором Бюро превратилось в средство прикрытия опасных политических и коррупционных историй.
Одним из наиболее впечатляющих эпизодов стало решение об уничтожении материалов в резонансных производствах, имевших историческое значение. Речь идет о «харьковских соглашениях», хищении в армии времен Януковича, ряде дел Майдана, материалах Виктора Медведчука, а также негласных следственных действиях в отношении экспрезидента Петра Порошенко. Формально такие документы были уничтожены якобы из-за угрозы захвата Хмельницкого, где хранился архив. Однако в момент принятия решения город не находился под реальной опасностью. Это делает объяснение защитой от оккупантов крайне сомнительным и лишь усиливает предположение, что речь шла о сознательном «затирании» доказательств, способных повлиять на судьбы влиятельных политических фигур.
Не меньше вопросов вызывает и личный финансово-имущественный профиль руководителя ДБР. Формально у Сухачева нет собственного жилья. Но его семья фактически живет не так, как это выглядит в декларациях. На его сына оформлена квартира в Киеве площадью около 50 квадратов в новостройке комфорт-класса – приобретение, которое сложно объяснить официальными доходами. Еще одна квартира — 107 квадратных метров в современном жилом комплексе с подземным паркингом — записана на другое лицо, и в документах указана как находящаяся в пользовании семьи. Жена владеет земельным участком в области, который только с началом полномасштабной войны существенно вырос в цене. На этом фоне формальный адрес в виде комнаты в общежитии выглядит скорее попыткой создать иллюзию скромного быта, чем отражение реальности.
Похожая картина и с транспортом. Семья пользуется Lexus RX-350, Toyota Camry и Mercedes GL-350 – машинами, которые частично оформлены на третьих лиц. В декларации зафиксированы большие суммы наличных денег — десятки тысяч долларов и более миллиона гривен, а также существенные остатки на банковских счетах. Еще удивительнее выглядят три подарка, сделанных самим Сухачевым в разгар войны — на сотни тысяч гривен каждый. Для формально живущего очень скромно руководителя правоохранительного органа подобные финансовые «жесты» больше напоминают движения средств, требующих дополнительного объяснения, чем благотворительность или семейные операции.
На этом фоне становится очевиднее тенденция выборочного подхода ДБР к обращениям граждан и заявлений о коррупции. По информации источников в системе, значительная часть жалоб не просто не рассматривается — они сознательно игнорируются или оформляются формальными ответами, не предполагающими никаких реальных действий. Такая практика фактически парализует основную функцию Бюро и создает впечатление, что ДБР превратилось в механизм фильтрации «неудобных» тем, а не в орган контроля.
Все это вместе — уничтоженные резонансные дела, непрозрачное имущество, вопросы источников доходов и выборочная правоохранительная политика — создает опасный образ руководителя, под управлением которого ДБР движется не в сторону независимости, а в сторону политической и финансовой зависимости. И пока общество ожидает прозрачности, орган, призванный ее обеспечивать, все больше напоминает структуру, где важнейшие решения принимаются не в интересах государства, а в интересах имеющих доступ к его руководству.
